Вскоре она развелась с мужем, вернулась в Санкт-Петербург и посвятила себя литературе. Решение заняться карьерой было правильным: даже Николай II прослезился, просматривая содержание альбома, посвященного 300-летию Дома Романовых:
Трагический анекдот Надежды Тэффи
Он писал остроумные истории, простые и понятные как академикам, так и чиновникам. И она была человеком высокого качества — даже надменный мизантроп Бунин стал восхищаться ею.
В 1919 году Тэффи стояла на палубе белого парохода и смотрела, как ее родина уходит, уходит и исчезает за горизонтом. Там столько всего осталось! Работа, друзья, громкая слава. Фанаты устраивали для нее дуэли, поклонники подражали ее шляпам, духи и сладости под названием «Тэффи» быстро исчезали с прилавков. Публика с энтузиазмом принимала каждую новую историю.
В России Тэффи называли «Чехов в юбке» или «Аверченко в юбке». И никаких сравнений не требовалось. Писательница умела рассмешить людей, и в ее рассказах чувствовалась искренняя любовь к людям: без критики, но и без снисходительности. А ее стихи были пронзительными и грустными.
Ты, мое солнце, еще не согреваешь меня, ты горишь слишком мягко — я хочу задохнуться!
Ты, сердце мое, еще не слышишь меня, ты бьешься слишком громко — я зову тебя слишком робко!
Тэффи много помогала своим соотечественникам. Она собирала деньги для мемориального фонда Шаляпина в Париже. Она собрала деньги на открытие библиотеки имени Герцена в Ницце. Она часто читала свои рассказы на благотворительных концертах в пользу бедных русских писателей, хотя просто ненавидела публичные выступления.
Взволнованный Бунин однажды позволил себе опасную шутку:
— Надежда Александровна! Я целую твои руки и другие вещи! — Спасибо, Иван Алексеевич. Спасибо за вещи! Их уже давно никто не целовал», — ответил Тафи.
Это было не совсем так — в личной жизни Надежда Александровна была счастлива. В течение многих лет, до 1935 года, она жила в браке с Павлом Андреевичем Тикстоном, наполовину русским, наполовину англичанином, сыном богатого промышленника. Они любили друг друга и жили в полной гармонии и процветании, пока их не настиг мировой финансовый кризис. Тикстон потерял все свои деньги в одночасье. Он перенес сердечный приступ и инсульт, от которых так и не оправился. Таффи ухаживала за мужем до последнего часа его жизни.
Да здравствует жизнь!
Когда Тикосне умерла, а финансовой поддержки не было, Таффи решила обучиться на швею. Но, к счастью, ее рассказы по-прежнему пользовались спросом. Она больше не могла управлять салоном, но у нее было достаточно литературного дохода, чтобы жить.
В 1940-х годах Париж был оккупирован немцами. Тэффи отказалась сотрудничать с нацистами, и в ее жизнь вернулась нищета, которую она пережила в послереволюционной России. После войны дела пошли на лад, но годы взяли свое, и автор заболел. Советское правительство предложило ей вернуться на родину — Тэффи осталась верна себе и Парижу.
Она пережила всех своих друзей, всех, кого она знала в России. И все же даже в полном одиночестве, в старости в крошечной квартирке, которую Тэффи делила с ленивым котом, она любила жизнь и глубоко понимала ее. В своей последней книге «Земная радуга» Тэффи написала:
«Наше время уродливое, больное, злое, и чтобы говорить о нем, нужно быть либо проповедником, либо человеком, которого столкнули с шестого этажа, и он в последнем ужасе, перепутав все слова, кричит во весь голос: «Да здравствует жизнь!»»».
Понравилась ли вам статья? Подписывайтесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов
Переменчивая весна
Для описания собственной жизни у королевы юмора было много запоминающихся выражений: «Я родилась в Санкт-Петербурге, наша весна очень переменчива: то светит солнце, то идет дождь. Вот почему, подобно фронтону древнегреческого театра, у меня два лица: одно смеющееся, другое плачущее». Мало кто видел «плачущее» лицо Тэффи — она почти никому его не показывала. Однако оба они могли бы остаться совершенно неизвестными широкой публике, если бы их судьба сложилась иначе.
Надежда любила стихи в школе, но в семье уже был поэт. Ее старшая сестра Мария, дебютировавшая в 15 лет под псевдонимом Мирра Лохвицкая, очень хотела стать популярной, и Надя согласилась отложить свои публикации, чтобы не мешать ее литературной карьере. В течение нескольких лет она писала «в офис» и не ожидала признания.
Вместо этого, как только она окончила гимназию, в 1890 году она стала женой адвоката Владислава Бучинского. Он работал судьей, но после женитьбы на Надежде ушел со службы, и семья переехала в его имение под Могилевом, Беларусь. Младшей Лохвицкой в то время было всего восемнадцать лет.
Семья семьей, но писательство не захотело стать хобби, а заняло все большее место в их жизни. Когда в семье родилось трое детей (дочери Валерия и Елена и сын Янек), ее брак с Владиславом распался. На рубеже тысячелетий они разошлись.
Успехи по всем фронтам
В 1900 году двадцативосьмилетняя Надежда вернулась в Санкт-Петербург, полная решимости утвердиться в литературных кругах. Вскоре она написала одноактную пьесу под псевдонимом «Теффи». Пьеса была принята Малым театром, премьера прошла с большим успехом — и псевдоним, оказавшийся удачным, остался с автором навсегда.
Она была окружена поклонниками, ее фанаты устраивали для нее дуэли, даже не зная ее. Ирина Одоевцева написала по этому поводу: «Успехи женщин доставляли Теффи больше удовольствия, чем успехи литературы. Он мог часами выслушивать самые глупые комплименты. В отношении другого бабника ей сказали: «Он идиот! И она ответила: «Вовсе нет, если он влюблен в меня».
После революции все закончилось с тем образом жизни, к которому она привыкла. Оказавшись среди других беженцев в Париже, Теффи организовала литературный салон — и снова начала писать: Эмигрантские журналы Парижа, Берлина и Риги охотно печатали ее работы. А еще она помогала соотечественникам: собирала деньги в фонд памяти Шаляпина в Париже; нашла средства на открытие библиотеки имени Герцена в Ницце; часто читала свои рассказы на благотворительных концертах для бедствующих писателей, хотя просто ненавидела публичные выступления…
Когда во время Второй мировой войны Париж был оккупирован немцами, Тэффи не могла покинуть город из-за болезни. Ей было около семидесяти лет, но она отказалась сотрудничать с немцами. После войны советское правительство предложило ей вернуться на родину — но Тэффи осталась верна себе и в Париже.
Она пережила всех друзей, которых знала по дореволюционной жизни. И все же даже в полном одиночестве, в старости в крошечной квартирке, которую Тэффи делила с ленивым котом, она любила жизнь и глубоко понимала ее. В своей последней книге «Земная радуга» она писала: «Наши дни плохие, больные, злые, и чтобы говорить о них, надо быть либо проповедником, либо человеком, которого столкнули с шестого этажа, и он в последнем испуге, растеряв все слова, кричит во мгновение ока благим криком: «Да здравствует жизнь!».
Наелась славой
Тэффи также с иронией относилась к своей репутации. Она вспомнила, как ей подарили коробку конфет с ее именем.
«Я сразу же побежала к телефону и стала хвастаться своим друзьям, приглашая их попробовать сладости Тэффи. Я звонила и звонила по телефону, приглашала гостей и с гордостью ела сладости. Я пришла в себя только тогда, когда опустошила почти всю трехфунтовую упаковку. А потом мне стало плохо. Я съел свою славу до тошноты и тут же понял другую сторону ее медали.
Надежда Теффи считается первой русской юмористкой, но она демонстрировала большое чувство юмора не только в своих произведениях, но и в жизни.
Современники рассказывали, как однажды Иван Бунин позволил себе неуважительную фразу в ее адрес: «Надежда Александровна! Я целую твои руки и другие вещи!» На что Тафи, не задумываясь, ответил: «О, спасибо, Иван Алексеевич. Большое спасибо за вещи! Их уже давно никто не целовал!».
Собаки на Сене
Сама Надежда Александровна, однако, была против чистого смеха. Ее сатира всегда сопровождалась грустью. Вот как она сама объясняет свою работу: «Я родилась в Петербурге весной, а весна в Петербурге, как известно, очень переменчива: то светит солнце, то идет дождь. Поэтому, подобно фронтону древнегреческого театра, у меня два лица: одно смеющееся, другое плачущее.
Во время эмиграции — Тэффи бежала из Советской России в Париж в 1919 году — в ее работах неоднократно появляются трагические тона.
«Конечно, я боялся не смерти. Я боялся злобных лиц, светящих факелом прямо мне в лицо, глупой, тупой злобы. Холод, голод, темнота, стук прикладов о землю, крики, плач, выстрелы и смерть других людей. Я так устала от всего этого. Я больше не хотел этого. Я больше не мог этого выносить».
Разлука с родиной очень сильно ударила по ней.
«Пароход сотрясался, клубился черный дым. Глаза расширены от холода внутри. И я не поверну назад. Я прервал свою команду и оглянулся. И теперь, как жена Лота, я застыла, навсегда ошеломленная, и вечно я буду видеть, как моя страна тихо, тихо покидает меня» («Воспоминания», 1932).
«Мы боялись смерти большевиков — и мы умерли здесь…. Мы думаем только о том, что есть сейчас. Нас интересует только то, что приходит оттуда» («Ностальгия», 1920).
В Париже «Тэффи» также быстро стал популярным среди русских эмигрантов. Книга за книгой — «Так она жила», «Город», «Ведьма», «О нежности» и другие — всего около 30 — выходили в свет.
Надежда Александровна остается верна себе и своему чувству юмора, но не шутит.
«Была река, которая протекала через город. Раньше она называлась Секвана, потом Сена, а когда на ней был основан небольшой город, жители стали называть ее «своей Невкой». Но старое название осталось в памяти, о чем свидетельствует пословица: «Мы живем как собаки в Сене — это нехорошо!».
Тэффи пережила нацистскую оккупацию Парижа в городе на Сене, который она не могла покинуть из-за болезни. Писатель был вынужден голодать и страдать, но отказался сотрудничать с партнерами.
В послевоенные годы Тэффи начала писать мемуары о знаменитых современниках, с которыми она встречалась. Среди них были Мережковский, Бальмонт, Сологуб, Репин, Куприн, Северянин…..
Она умерла в Париже 30 сентября 1952 года.
Ее тайная боль…
…Завершая наш рассказ об этой удивительной и уникальной женщине, мы не можем обойти вниманием ее личную жизнь. Надежда Лохвицкая дважды была замужем. В 1892 году она поселилась с первым мужем, адвокатом Владиславом Бутчинским, в его имении под Могилевом. Родив двух дочерей и сына, Тэффи внезапно рассталась с мужем и с головой окунулась в литературную богему Санкт-Петербурга. Ее окружает пестрая толпа поклонников. Ирина Одоевцева пишет: «Женские успехи доставляли Теффи больше удовольствия, чем литературные. Она могла часами слушать глупые комплименты. Другому бабнику они говорили: «Он идиот!». И она скажет: «В Париже судьба тесно связала ее с англичанином П. Тиксоном, с которым она провела всю жизнь до последнего вздоха, заботясь о нем днем и ночью, но не прерывая процесса создания великих комических историй. Как клоун, у которого днем дочь умирала от чесотки, а ночью коверный заставлял свою публику смеяться до упаду, Таффи любила танцы и приемы, ей нравились аккомпанементы развязности, но все же она граничила с галактической. Красиво, даже изысканно одетая, она всегда следовала авангардному образу, но…. Однако никаких скандально громких эпизодов с «клубничным алкоголиком» в ее жизни не наблюдалось. Как это ни странно. И здесь, конечно, следующий отрывок имел бы смысл с определенной вероятностью: Личная территория Тэффи, не считая двух ее вышеупомянутых «интимных» мужчин, ну просто не могла быть необитаемой. Кем? Ни для кого не было секретом, что где бы она ни жила и в каких бы кругах ни работала — бок о бок, как говорится, вживую или на линии письма, — Иван Бунин всегда был рядом. Мало того, Надежда Лохвицкая всегда казалась фанатичной поклонницей его великого таланта. И не только: он искренне подражал ей, смеялся до слез, когда она возилась, и с юмором подпевал, когда Тэффи пела, играя на гитаре. Но всего этого было недостаточно для… серьезные отношения. Скорее всего, Иван Бунин был самим собой, вечной тайной любовью, казалось бы, непоколебимой Тэффи, ее печальной болью и страстью. За грусть и безответность. Страсть, о которой лауреат Нобелевской премии, чудак по жизни, никчемный семьянин и циник, даже не подозревал. И только ее единственное послание из сотен писем и записок, которыми они обменивались, каким-то образом прорвалось сквозь «блокаду» тефоновской защиты от посторонних глаз и пролило луч света на трагедию этой безответной любви. Однажды Бунин в шутку написал к ней короткую, глуповатую речь: «Целую ваши руки и прочие украшения и безделушки». И Тэффи тут же пошутила, оставаясь верной себе: «Когда руки, хоть и редко, но она меня целовала, так драгоценности и безделушки никто не целовал уже 50 лет». И это уже было ударом для нее, ее возлюбленного, хотя «черный карлик» комедии щекотал ее за ухом, как обычно…..
…Одним из ее восхитительных шедевров является рассказ «Женщина-демон». Вот как Тэффи говорит об этом вычурном типе слабой половины человечества: «Женщина-Демон носит черную бархатную мантию, ожерелье на лбу, браслет на ноге, кольцо с отверстием для цианида, шпильку за воротником, четки у локтя и портрет Оскара Уайльда на левой подвязке…». Прошло 110 лет с тех пор, как был написан этот феон. Вы никого не узнаете? Поменяйте портрет Оси Уайльда на глянцевую фотографию печально известного Фили Киркорова, и все встанет на свои места….. Лира Надежды Тэффи поистине бессмертна. Вместе с ней, с 1907 по 2017 год, мы иногда спонтанно выходим на улицу, но не в «благочестивые» (чтобы не нарушать дух великого Бунина) дни, а в крайне непредсказуемые, неустроенные времена. Когда наступает первый день оставшейся жизни, и одна из наших лучших половинок хочет прожить его так, как прожила свою Таффи. То есть: с головой, часто обращенной к звездам, с ироничной любовью к людям, которые порой этого не заслуживают, просветленная уникальным чувством юмора, верящая, что отвратительность существования с его хаосом в конечном счете эфемерна…
